Военная операция на украине +705

— Закончился 2023-й год. СВО идет уже больше 700 дней. С вашей точки зрения, когда Россия сможет выйти на границы новых регионов в рамках СВО? Когда прекратятся обстрелы Донецка?

— Для того, чтобы освободить эту территорию, должны произойти важные изменения в Вооруженных силах России. С моей точки зрения, потребуется увеличение численности личного состава. Необходимо численное превосходство над противником. У них народу много, там повальная мобилизация. У нас такого нет. Тема не модная, о ней никто вспоминать не любит. Все предпочитают говорить о контрактной службе. Можно решить вопрос и так. Это первое.

Второе: необходимо решить ряд военно-технических вопросов. Это война совершенно необычная. Война нового типа. Никто не предполагал, что она так развернется. Традиционные системы вооружения показали не столь высокую эффективность, как, видимо, предполагали военные специалисты. Сейчас ситуация на фронте такая — я вернулся оттуда буквально несколько дней назад и был в том числе на передовой, — что даже ротация затруднена. Заезжаешь в село, и такое впечатление, что попал в улей, — все жужжит от дронов.

Нужно принимать это во внимание и давать военно-технический ответ. Срочно по всему фронту развернуть средства контрбатарейной борьбы, оптико-электронное и акустическое наблюдение для обеспечения артиллерийской разведки. У нас есть системы для такой борьбы? Да, есть, но, с моей точки зрения, они недостаточно эффективны. В основном речь идет о радиотехнических и радиолокационных средствах. Они, как мы говорим, «фонят». Противник их видит на радарах, засекает их месторасположение и старается наносить по ним удары.

Поэтому нужно пользоваться, прежде всего, новыми разработками молодых инженеров, конструкторов, ученых из частных компаний. У нас огромное количество таких талантливых инженеров. Надо привлечь их для решения вопросов противодействия ударным дронам противника и для создания простых, малозаметных и эффективных средств контрбатарейной борьбы.

— Наши разработки уже находятся на испытаниях. Наши умельцы создали два типа коптеров. Они уже были применены в бою и довольно успешно. Мы достали цель на хорошем расстоянии. Не столь важна конструкция самого коптера, важно, как устроена система его управления.

Традиционный интернет и навигация на фронте не работают. Они задавлены средствами радиоэлектронной борьбы.

Но принципиально нужна радиолиния, защищенная от помех, — она позволяет управлять дроном на больших расстояниях.

— Можно ли сказать, что на этой войне особенно важна именно помехоустойчивая связь?

— Да. «Царским волкам» удалось создать работающие в реальных боевых условиях прототипы. По окончании боевого тестирования мы начнем их внедрение в серийное производство. В зоне СВО главное — высокоточное оружие и БПЛА.

Это война дронов. Вместо авиации должны быть воздушные дроны, вместо флота — морские или подводные дроны. И на поле боя должны быть дроны.

Сухопутная техника должна иметь высочайшую степень автоматизации, операторы боевых дронов должны быть выведены из сектора огня противника. Как управлять такой техникой? Для этого нужны помехозащищенные радиолинии.

 

— Сколько нужно времени, чтобы все это создать?

— Смотря, кто будет заниматься — государство или бизнес.

— А если делегировать это частным компаниям?

— Частные компании, я считаю, в любом случае надо привлекать к [обеспечению] СВО. В том числе в части логистики. Кто наиболее грамотно осуществит доставку, чем логистические компании, отработавшие алгоритм таких действий на гражданке? Они прекрасно с этим справятся. И не надо стесняться их привлекать. Но еще раз повторяю — это война новая. Для меня полтора года на фронте стали целой академией. Казалось, я все знаю. Все-таки две войны за плечами, опытный боец, работал на разных должностях, знаю НАТО. Но ничего подобного! Я приехал в зону СВО, и все пришлось начинать заново — изучать новые средства вооруженной борьбы и ее тактику. Все новое. Абсолютно. И начинал я с того, что просто ходил на передний край как снайпер.

— Серьезно?

— Да, я начинал как снайпер. С декабря 2022 года я начал свою охоту за пулеметчиками противника.

— Удалось ли вам реализовать несколько целей?

— Так точно. У меня свой личный счет есть, открытый.

— Что самое сложное в работе снайпера на этой войне?

— Мыши. Их там колоссальное количество. Все кишит мышами. Они лезут тебе за воротник, даже выстрел их надолго не отгоняет. В детстве читал советскую книгу про якутского снайпера, с которым во время войны рядом лежала змея, но он не обращал внимания и продолжал вести огонь по врагу. Не думал, что в 59 лет буду заниматься практически тем же самым.

— Как нужно вести себя снайперу, если над ним дрон?

— Я был в такой ситуации. При встрече с ним хочется спрятаться или убежать. Но делать этого ни в коем случае нельзя. Оказывается, нужно просто застыть. И не поднимать голову, не смотреть на дрон. Так вражескому оператору сложнее будет вас увидеть на однородном фоне разбитой в клочья лесополки.

Окопы там тоже не как в кино — трехметровые с теплыми блиндажами. Настоящий боевой окоп в лучшем случае по плечо, залитый после очередного дождя или обледеневший, весь в корках. Вместо блиндажа в три наката (зарытого в землю сооружения с потолком из бревен в три слоя) там сверху один накат чуть ли не из хвороста, а еще дыра мышиная, где сидят впритирку три бойца и кофе себе варят на окопной свече. Вот реальная война.

— Давайте поговорим о жизни в новых регионах. В 2023-м году в них по поручению Владимира Путина создали подразделения, отвечающие за борьбу с коррупцией. Много ли у них работы? Видна ли она вам?

— В основном все четыре новых региона выживают благодаря матушке-России. Поэтому какая коррупция тут может быть?

— Ну, к примеру, в закупках или дотациях?

— Закупки идут через специальные правительственные комиссии. Вопрос в другом. Коррупция как таракан, который появляется везде, где есть человек. И по мере восстановления экономики на новых территориях эта проблема может проявиться.

— Eсли говорить о коррупции пока рано, то зачем Путин учредил подразделения?

— Потому что надо заблаговременно отстраивать федеральные структуры, способные минимизировать риски подобных явлений. В Запорожской области очень толковый прокурор, военная прокуратура, полиция. В экстремальной ситуации наши люди проявляют лучшие качества своего характера. С областным управлением ФСБ работаем тесно. У всех ясное понимание, что надо быть настороже.

— Чего бы вы пожелали украине и лично Зеленскому в наступившем 2024 году?

— Зеленскому я бы пожелал сдохнуть, а украине — сдаться.

— Получается, вы считаете капитуляцию украины возможной при всей западной поддержке?

— Может ли девушка с низкой социальной ответственностью сама прийти с повинной в милицию? А что скажет ее сутенер? Пока он есть у украины, ничего там не произойдет.

Сейчас много пишут, что вот у них скоро кончатся боеприпасы, в США придет к власти Дональд Трамп, а в ФРГ — «Альтернатива для Германии».

Но я вам так скажу: победа будет добыта лишь силой русского оружия. Без успеха нашей армии все внешние факторы будут иметь ничтожное значение.

Быстрая реакция на угрозы на фронте, пополнение армии и ее оснащение — главный залог победы и наступления мира.

— Вы против перемирия и какого-либо договора?

— Я за выполнение тех задач, которые поставил перед нами президент, — демилитаризации и денацификации. И это надо понимать не как уничтожение украинских мужчин в военной форме. Я их много раз допрашивал, и идейных там мало осталось.

Денацификация — это уничтожение бандеровщины как явления и ее носителей. Идеологов. Денацификацию надо обязательно провести, пусть на это уйдет даже 30 лет.

Надо выбить из головы украинского общества чванливое чувство хуторского превосходства и физически ликвидировать главарей украинского фашизма.

И, конечно, демилитаризация. Что это означает? Надо отодвинуть от России как можно дальше чужой агрессивный военный потенциал, направленный на нас. Нужна демилитаризованная зона, иначе нас по-прежнему будут обстреливать.

— Скучаете ли по работе в «Роскосмосе»? С вашей точки зрения, случился бы провал «Луны-25» при вашем руководстве?

— Я всего себя отдал работе по восстановлению ракетно-космической отрасли нашей страны. Но спустя четыре года я сам хотел уйти. Если бы я продолжил работать дальше, наверное, умер бы на рабочем месте. Работа была на постоянных стрессах.

Когда мы запускали модуль «Наука» и столкнулись с рядом нештатных ситуаций, я восемь дней провел в ЦУПе (Центре управления полетами), потом кровь пришлось переливать два дня по указанию врачей. Тогда же у нас заместитель главного управления ракетно-космической корпорации «Энергия» перенес инсульт. Это очень тяжелая работа, поверьте.

Что касается истории с «Луной-25», то, конечно, переживал за труд наших инженеров. Что могу сказать? Такое случается, работа сложная. Недавно коммерческий американский аппарат не долетел до Луны, японский спускаемый модуль перевернулся при посадке. Мы 50 лет не имели опыта посадки на Луну. Нужно понимать, что технологии живут ровно столько, сколько живут люди, их создавшие. Для российской космонавтики это практически была «Луна-1», а не «Луна-25». Но, надеюсь, все у нас впереди, и молодые специалисты «Роскосмоса» учтут горький опыт и осуществят свою мечту по освоению Луны, Марса и Венеры.

Оглядываясь назад, с высоты фактов последних двух лет, о неизбежности которых до 24 февраля 2022 года никто не знал, приоритеты в работе «Роскосмоса» я расставил бы иначе. Акцент сделал бы на резком увеличении космической группировки страны — количестве и функционале спутников, в первую очередь, в части низкоорбитальной широкополосной связи. 

С 2022 года мы столкнулись с ситуацией, когда у нашего противника на поле боя есть простой и надежный доступ в интернет через космос, а у нас его практически нет.

Преимущество американцев в том, что, начиная с 2000-х годов, они используют группировки гражданских компаний для обеспечения национальной безопасности США, а при необходимости и в военных целях. Такая, например, система, как Starlink Илона Маска, которая сегодня на украине используется против нас.

Отсюда два урока: нам нужны космические системы и как можно быстрее, и эту задачу мы должны решать вместе с российскими частными производителями.

— То есть вы как бы перераспределили средства?

— Я бы перераспределил деньги в пользу автоматической космонавтики. В том виде, в котором сейчас существует пилотируемая космонавтика, мне кажется, мы уже достигли логического результата. 

Сейчас для нашей страны важна спутниковая группировка. На этой войне мы уже увидели все наши недостатки, их можно и нужно оперативно исправить.

— Вы говорили в эфире «Говорит Москва» о недопустимости голой вечеринки. Что вы хотели бы сказать Киркорову, Ивлеевой, Vacio?

— Мы что-то долго это все обсуждаем. На передовой ребятам плевать на Ивлееву. Там другие песни, разговоры.

Там много молчания. Помню, мы ехали в Работино за дня три-четыре до начала наступления. Дроны уже летали по полной программе. Я тогда ехал с Олегом Цоковым — генерал-лейтенант, замкомандующего Южным военным округом. С нами еще был комбат, мы хотели наградить 291 полк под Работино. Доехать мы не смогли, потому что по нам начали прицельно лупить, потом дроны вышли. Олег тогда комбату говорит: «Возьми награды, потому что мы не доедем сейчас с Дмитрием Олеговичем, он обязательно к тебе приедет и поможет, но сейчас ты извинись за нас, мы не можем, мы цель явная. Но ты должен обязательно наградить бойцов сегодня, завтра может не наступить». Через неделю Олега убили, ракета ему прямо в окно влетела. Storm Shadow. Провидческие слова он говорил. А вы все о голой вечеринке...

— С вашей точки зрения, возможна ли в ближайшие годы война с НАТО, о которой бесконечно пишут западные СМИ и говорит руководство стран Прибалтики?

— Любой мой ответ могут неправильно трактовать. Скажу так: еще несколько лет назад я не мог поверить и в то, что мы будем воевать с украиной. Не мог такого представить, физически все мое нутро против этого протестовало. Но я понимал, к чему все идет. Натовцев я знаю хорошо. В резиденции в Брюсселе у меня часто были гости. Несколько раз приходили генсеки НАТО — Яаап де Хоп Схеффер и Андерс Фог Расмуссен, а также верховные главнокомандующие альянса в Европе.

Так что я эту публику хорошо знаю — от них можно ожидать чего угодно. Но представить себе, что во времена моей работы в Брюсселе они могли себе позволить сделать подобные заявления о близости войны с Россией, я не могу. Значит, что-то изменилось. Слово материализуется очень сильно. Если они действительно думают об этом, то все возможно. Но я уверен, что мы это остановим.

— Хотели бы принять участие в президентских выборах в будущем и за кого собираетесь голосовать в 2024 году?

— Я член команды президента. Он меня знает, я стараюсь всегда по его возможности поддерживать с ним отношения и контакты. После поездок в зону СВО я докладываю ему и его администрации о реальном состоянии дел. Поэтому ответ очевиден, на выборах 2024 года я, естественно, буду голосовать за верховного главнокомандующего. В период военных действий вообще непонятно, за кого еще можно голосовать, кроме как за национального лидера.

Что касается моего участия в выборах, то у меня таких планов нет вообще. У меня конкретные цели, которые я хочу реализовать. Прежде всего выиграть эту схватку, потому что от нее многое зависит для нашей страны, нашего народа, наших детей. Остальное не имеет никакого значения.

© Алексей Поплавский