В 1984-м он, старший лейтенант, добровольно отправился в Афганистан, где незадолго до этого погиб его отец. А в прошлом году, к удивлению многих, Валерий Бурков, будучи полковником в отставке, принял монаше­ский постриг. 

«Для военного это естественно — быть на войне, когда идёт война», — говорит Герой Советского Союза Валерий Бурков.

Обещание отцу

...Когда в горах Афганистана 27-летний Валерий получил ранение, первая мысль была: «Как мама это переживёт? Недавно погиб отец. А теперь вот сын между жизнью и смертью». Несчастье случилось в Пандж­шерском ущелье, где годом ранее свой последний подвиг совершил его отец, полковник Анатолий Бурков, посмертно награждённый орденом Красной Звезды. «Тогда был сбит наш вертолёт огневой поддержки Ми-24, и надо было срочно спасать экипаж. Вертолёт, в котором находился отец, оказался ближе всех, и он дал команду снижаться. На высоте 200 м их подбили «духи», — рассказывает Валерий. — Батя дал возможность первым покинуть машину членам экипажа, а когда выпрыгивал сам, взорвались бензобаки, он загорелся, как факел, на глазах однополчан». Отец Валерия словно предвидел смерть, своему брату незадолго до гибели написал письмо в стихах. Там были строки: «Я горел, и горю, и сгораю. Но не будет стыда за меня…»

Последний раз они виделись в 1981 г. и договорились — Валера тоже приедет служить в Афганистан. Но этому помешал внезапный туберкулёз. И своё обещание он выполнил уже после гибели отца. Из-за перенесённой болезни Буркову-младшему, лётчику-штурману, полёты были временно запрещены, и он отправился в Афганистан в качестве авиационного наводчика. Новым военным ремеслом овладевал уже на месте. С 23-килограммовой рацией за плечами каждый день ходил «по краю лезвия» на передовой. Пока однажды у него под ногами не взорвался камень, под который душманы спрятали мину.

В медсанчасти под Кабулом ему отняли обе ноги до колен, спасли правую руку, которую тоже могли отрезать. Когда Валера отбросил больничную простынку и увидел два забинтованных обрубка, вспомнил героя Великой Отечественной войны Алексея Маресьева. «И сразу мысль в голове: «А чем я хуже Маресьева? Он смог жить и летать без ног, и я смогу!» И больше — никаких рассуждений: «Что я, такой бедненький-несчастненький, буду делать?» Валерия собирались представить к званию Героя Советского Союза, но он отказался: «Главной наградой будет вернуться в строй».

Костылями он ни разу так и не воспользовался. Учился ходить на протезах, держась за инвалидную коляску. Спустя полгода уже играл в волейбол, катался на велосипеде, а через год после ранения вернулся на службу. Просился в Афгани­стан. Не пустили. Мог служить в лётных частях. Поднимался в небо за штурвалом. Но вовремя понял, что должен передать другим опыт, полученный на войне в качестве авианаводчика. Написанным им учебником по этой дисциплине и сегодня пользуются наши офицеры в Сирии.

Как и Маресьев, без ног он не только летал, но и танцевал. С Ириной познакомился в подмосковном Монино в кафе. Пригласил приглянувшуюся девушку на танец. Она отнеслась к кавалеру прохладно. Но, когда на следующий день Валера в кафе не появился и кто-то рассказал Ирине, что он на протезах в кровь стёр ноги, она была потрясена. Потом Ирина признается, что именно в тот момент поняла: он и есть её мужчина. Свадьбу сыграли в 1986 г. Сын Андрей родился в 1987 г. 

А в октябре 1991 г. Бурков всё-таки получил звание Героя Советского Союза, Горбачёв подписал указ о награждении. «Сказать, что для меня это было неожиданностью — ничего не сказать. До сих пор загадка, кто же реанимировал моё представление к Герою». В отставку Валерий вышел полковником через 13 лет после ранения.

Заглянуть в вечность

На пенсии Бурков занялся помощью инвалидам, стал советником президента. В свободные вечера приезжал в госпиталь Бурденко, переодевался в больничную пижаму, садился в инвалидную коляску. Ездил по палатам, говорил с ранеными в Чечне «ампутантами». А утром прибегал уже на своих двоих: «Ребята, я в магазин. Кому что купить?» У тех глаза вылезали на лоб. Так он многих заставил поверить в себя. Организовал фонд «Герои Отечества», избирался депутатом облдумы, но быстро понял: политика — не его. Как и бизнес: «Коммерция — это мертвяк. Душа становится каменной». 

Был в его жизни и тёмный период. «Я любил застолья — собраться с друзьями, отметить радостное событие. Теперь понимаю, насколько верны слова: «Дьявол не может сделать привлекательным ад, поэтому он делает привлекательной дорогу туда». Я потерял меру. Тогда Господь взял за шкирку: «Бурков, куда катишься?» И я за один день бросил пить и курить — и это было моё второе соприкосновение с Богом, когда почувствовал, что Он есть. А первое было в Афгани­стане, когда я за сутки трижды пережил клиническую смерть. И осознал: есть вечность, есть жизнь после смерти».

Ещё одно «соприкосновение», которое изменило его жизнь навсегда, произошло, когда подмосковная дача Буркова превратилась в приют для всех, кому нужна была помощь, — Центр многопрофильной помощи лицам, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Первым его обитателем стал сын дальних родственников — его, заглушавшего депрессию алкоголем, отправили к Буркову, и тот принял. Помог. После этого дом наполнился другими несчастными. Им и самому Буркову духовными советами помогал игумен Пантелеймон из Саввино-Сторожевского монастыря. 

К своей первой серьёзной исповеди он шёл много лет, и, готовясь к ней в 2010 г., отставной полковник исписал семь страниц. 

«Возникла робкая мысль о монашестве. Однажды знакомый батюшка позвал меня к старцу. Были ещё два прихожанина. Они задали свои вопросы, а я молчал. Тогда отец Владимир меня подтолкнул: «Такую возможность упускать нельзя». И я спросил, есть ли Божия воля на постриг меня в монахи? Старец держал паузу — как мне показалось, бесконечную. Потом стукнул меня по голове и благословил». 

Жена Валерия отпустила — дала согласие на постриг. В 2016 г. полковник Бурков стал иноком Киприаном и возглавил Центр душепопечения, психиатрической и психологической помощи «Добрый самарянин». Он снова на передовой, только теперь воюет на духовном фронте, где поле битвы — душа человеческая.

Война и мир «чукчи-снайпера». Как майор Кравченко стал священнослужителем

Николай — один из тех, кто спас Россию от распада.

Одна из редких фотографий «Чукчи-снайпера» в Грозном. © / Из личного архива

Гвардии майор Кравченко прошёл первую Чеченскую от звонка до звонка снайпером разведроты ВДВ.

— Я родился на Чукотке в с­емье военного лётчика. Отец казак, мама тунгуска. Нас было 7 детей. В 3 года отец посадил меня на коня и подарил «мелкашку» (мелкокалиберную винтовку. — Ред.). Это же Чукотка! Там ты мужчина, если умеешь что-то делать руками: охотиться, ловить рыбу, готовить еду...

Москва-400

Снайпером я стал не только потому, что стреляю метко. Важнее умение быть незаметным: когда можешь сутки провести затаившись — так, что вокруг тебя листик не шелохнётся. На войне я ходил на задание, как грибник. Видел гриб (цель) и срезал. Моей целью были снайперы с той стороны и командный состав противника. Если обнаруживал у «духов» рацию — выводил из строя и рацию, и её обладателя. Обнаруживал пулемёт — уничтожал и оружие, и стрелка, если только это не был ребёнок 10-11 лет. На детей рука не поднималась. А «духи» ставили детей за пулемёт. Против нас воевало много женщин-снайпе­ров. Однажды мы накрыли их сразу шесть, когда они спали в кунге (военная машина. — Ред.). По документам все оказались из Прибалтики.  

За первую чеченскую кампанию в отпуск выбрался один раз. Мне, как и многим офицерам, денег тогда не платили. Добирался 7000 км на перекладных. В Новосибирске, прознав, что я снайпер, подкатили братки. Предложили за вознаграждение завалить мафиози: «Мы знаем, что ты без копейки денег». Я им: «Ребята, вы не по адресу». От мамы я скрывал, что в Чечне воюю. Адрес-то у меня был: Москва-400. А потом в газетах растрезвонили: «Москва-400 — это Чечня!» Мама узнала — и в слёзы…

По возвращении в часть заехал под Москвой в Троице-Сергиеву Лавру. Земляки просили передать гостинцы родственнику-семинаристу. В Лавре у меня произошла встреча с тамошним старцем архимандритом Кириллом (Павловым), духовником Патриарха Алексия II. Старец всю Великую Отечественную прошёл в пехоте, был участником Сталинградской битвы. В первую встречу он меня благословил, а в следующий мой приезд, уже по окончании первой чеченской, принял у меня исповедь. Помню, я закончил говорить, а он спрашивает: «Ты никому ничего не обещал?» — «Да нет вроде». — «Подумай, может, храм по­строить обещал?» И я вспомнил! Декабрь 1994 г., Грозный, здание старого университета. Мы, группа спецназа, и два взвода срочников оказались в окру­жении, боеприпасы закончились. Финиш.

И мне, 30-летнему, этих пацанов зелёных, вчерашних школьников, так жалко стало... Говорю про себя: «Господи, спасёшь этих ребят, я храм построю». А «духи» нас уже штурмовать начали. Кричат: «Аллаху акбар!» И вдруг один из срочников, Роман, подходит к окну, кричит: «Какой «Аллаху ахбар!»? У нас своё: «Христос воскресе!» И, не удержавшись на подоконнике, падает с первого этажа на головы «духов». И что здесь началось! Мы все, человек 50, с криками «Христос воскресе!» и «Ур-раа!» посыпались из окна на «духов». Такое движение с нашей стороны пошло — не остановить! Это была вторая в моей жизни рукопашная. Мы пронеслись по улице, потом пробежали через одно, другое здание, вновь по улице. Потом начали считать: ни одного человека не потеряли! Наши говорят: «Вы знаете, что вас штурмовала дивизия арабских наёмников?» А мы эту дивизию расколбасили без единого патрона... Вот только про обещание я забыл. А отец Кирилл продолжал: «Твоя война закончилась. О­ставайся в Лавре. И строй здесь (старец указал на сердце) храм». — «Отче, я же единст­венный снайпер в бригаде». — «Скольких противников ты сможешь уничтожить на войне?» — «Человек 100». — «А скольких ты сможешь спасти, став священником?» И я вспомнил, как на передовой батюшка за одну ночь покрестил 200 человек. Отвечаю: «Намного больше». — «Вот видишь. Оставайся в Лавре».

Но я не послушался. Отправился в Чечню, где в первый же день подорвался на мине, когда ехал в свою часть. Из госпиталя приехал к отцу Кириллу. А он: «Сбежать хотел? Теперь ты понял, что как военного тебя убили?» Это было правдой. У меня после ранения была такая продолжительная остановка сердца, после которой обратно не возвращаются. Я понял, что выжил молитвами старца. И остался в Лавре.

Чудо на Рождество

Однажды проснулся в монасты­ре с мыслью: «Да, хорошо бы в бригаду к моим ребятам батюшка приехал. Но обычного священника сразу шлёпнут. Он же дорого стоит — за него боевикам платили как за сбитый вертолёт. Надо ехать самому!» А батюшкой может стать либо монашествующий, либо человек семейный. Я хотел семью. Но где в монастыре жену найду? «Скоро Рождество. А на Рождество случаются чудеса!» — сказал тогда старец Кирилл. На Рождество на колокольню, где я служил, пришли студентки регентского отделения петь колядки. Одна из них, Елена, вскоре стала моей женой. И меня рукоположили. В 2000 г. как полковой священник по благословению старца Кирилла я отправился на Кавказ.

В первую же командировку на передовой окрестил больше 100 бойцов.  В чеченском селении ко мне подошёл офицер спецназа ВДВ: «Как здорово встретить здесь батюшку!» — «Я раньше сам служил в спецназе». — «С каким позывным?» — «Чукча-снайпер». Он чуть не подпрыгнул: «Ты же мне жизнь спас в 1994 г. в Грозном! Я на площади Минутка был под прицелом чеченских снайперов, а их кто-то уложил со стороны старого университета. Потом узнал по своим каналам, что это был «Чукча-снайпер». Дивны дела Твои, Господи!»...

Последние 5 лет отец Николай служит в сельском храме. У него пятеро детей, младшему из которых годик. Живёт семья в одной комнате с печным отоплением. Но теснота не мешает батюшке воспитывать старших из своих четверых сыновей защитниками Отечества, которые в нужный момент скажут, как когда-то он сам, добровольно отправляясь в Чечню: «Никто, кроме нас». А с младшими он в 51 год с удовольствием бегает по лужам, объясняя это тем, что: «Душа поёт и пляшет».

Будем служить! Майор «Вым­пела» не сдался вопреки тяжёлому ранению

В спецназ ЦСН ФСБ РФ, где первый бой может стать последним, по блату не берут. Здесь каждый офицер заранее согласен с тем, что его имя может оказаться в списке погибших в мирное время. И список этот остаётся открытым.

Он знал, куда идёт служить. Когда подорвался на мине, думал только о том, что подвёл командира, боевых товарищей, свою семью. © / Фото из личного архива майора Константина Скороходова

Майор Управления «Вым­пел» Константин Скороходов прекрасно об этом знал. В их семье уже есть один спецназовец — отец, Александр Скороходов, один из офицеров первого набора в «Альфу». Старший Скороходов прошёл Афганистан, многие «горячие точки» СССР и хорошо знает цену жизни и смерти. Когда сын, будучи курсантом Бабушкинского погранучилища, заявил, что хочет только в «Альфу», отец десятки раз отговаривал Костю... Но все разговоры были бесполезны. При собеседовании в «Альфе» что-то не сложилось, и младшему Скороходову предложили служить в «Вымпеле».

Тот день (22 апреля 2010 г.), когда Костя подорвался на вражеском фугасе, стал для отца горем горьким. К счастью, Костя выжил, однако потерял обе ноги, была серьёзно травмирована левая рука. И всё же приказом директора ФСБ РФ майор Константин Скороходов оставлен на службе в «Вымпеле».

— Мы долго смотрели друг другу в глаза... И в его взгляде я не увидел ни сожаления, ни отчаяния, ни упрёка, — рассказывает Александр Скороходов о первой встрече с сыном после его ранения. — Костя словно выдохнул: «Прости, батя, что подвёл! Всё нормально! Будем жить!»

Первое боевое крещение лейтенант Скороходов получил в Беслане, спустя два месяца после прихода в «Вымпел». Молодёжь в том бою берегли, и первыми под смертельный огонь террористов пошли старослужащие офицеры. Но в той смертельной круговерти Костя успел хлебнуть «фронтового лиха» на две жизни вперёд.

— У меня был первый реальный, а не учебный бой, — вспоминает майор Константин Скороходов. — Недавно я там был и будто всё пережил заново. Страшно? Страшно, когда гибнут люди, особенно дети. Этот страх остался на всю жизнь.

А в тот роковой для меня день мы шли в конкретный «адрес» — предстояло уничтожить крупную базу боевиков. Поднимались в гору, покрытую «зелёнкой». Вроде всё шло как обычно, но я очень волновался. Я особо в Бога не верю, в церковь не хожу, но тут и в чёрта поверишь — чему быть, того не миновать... Перешагнул через бревно, снял с шеи пулемёт и его стволом раздвинул кусты. За моей спиной раздался взрыв (я наступил на «шприц» — взрыватель отжимного действия). Взрывной волной, словно ураганом, меня подбросило вверх и опустило на спину, на рюкзак. Я смерть словно воочию увидел... Боль нестерпимая! Посмотрел на левую руку, а там кусок вырван. Глянул вниз, на ноги, — одна в другую сторону смотрит, вторая — в лохмотья, и кость белая торчит. Всё, подумал, конец! Сознание не терял, всё видел, всё слышал. Жизнь мне спас мой друг, однофамилец Паша Скороходов. Он бросился ко мне, как потом оказалось, через минное поле, начинённое десятком фугасов. Вместе с друзьями Паша нёс меня на руках несколько километров до вертолёта. Зимой 2014 г. мой друг погиб в этом же районе. Мы с женой ревели — Паша был крёстным отцом нашего сына Александра.

Территория любви

Десять дней врачи держали Костю в искусственной коме: страшных болей могло не выдержать сердце. Он долго жил на одних таблетках. Говорить Костя не мог. Пробовал писать правой рукой (он левша), а левая — покалеченная, забинтована «с головы до ног». На протяжении 4 месяцев офицер терпел перевязки, плохо помнил, как врачи его «шили и штопали» — пересаживали кожу на остатки ног. Иногда корил себя, что доставляет немало хлопот родным и близким людям. Костя женат, в семье подрастают двое детей. Иногда он думает, что тогда в горах надо было поостеречься. Но как же тогда выполнять боевую задачу? Хорошо, что боевая подруга, жена Надежда, это понимает. К тому же её родной брат служит рядом с мужем. Надежда — настоящая спецназовская жёнушка.

Рассказывает жена Надежда Скороходова:

— Трудно ли быть женой спецназовца? Вся жизнь моя в неведении: я дома, а Костя — там. Иногда просто страшно от того, что будет завтра. Особенно ночью, когда вздрагиваешь от дурацких мыслей. Предчувствие беды всегда есть, веришь ты в Бога или нет...

Когда Костя был дома, я всегда вместе с детьми создавала ему территорию любви. За неделю до его приезда составляла празд­ничное меню. А сама, неловко сказать, сидела на диете, фигуру блюла, чтобы мужа встретить особенно красивой.

Я знала, за кого выходила замуж, поэтому — без претензий и упрёков. Иногда ревновала к службе. Костя мог исчезнуть внезапно: однажды мы ехали в маршрутке, я — беременная, поддерживала руками громадный живот. У Кости зазвонил телефон, короткое «Есть!» — и он ушёл в неизвестность. Нет, не бросил! Просто вышел. И это было для меня нормально, без слёз и истерики. Мы все такие бедолажки — жёны спецназовцев. Думал ли обо мне Костя в бою? Не знаю! Главное, чтобы домой вернулся живым.

После беды я была рядом. Сегодня впервые об этом говорю, спустя несколько лет. Раньше боялась произнести вслух, что пережила тогда. Не хотела, чтобы меня жалели. Я понимаю, что Косте нужна своя женщина: мама — это мама, а жена — это жена. Жена — как подтверждение того, что он остался мужчиной, в полном смысле этого слова. И сейчас без Кости жизни не мыслю.

Тяжёлая вода

Тридцать лет, с раннего дет­ства, Костя занимается плаванием. Его родители шутят, что сын одновременно научился ходить и плавать. Он с удовольствием водит машину, увлекается охотой. Но его главная мечта — попасть в паралимпийскую сборную РФ по плаванию: Скороходов уже стал призёром и чемпионом РФ по плаванию среди спортсменов с ограниченными возможностями.

После ранения плавание было для него лучшей реабилитацией, стартом в новую непростую жизнь. На водную дорожку бассейна тогда его буквально на себе принесла родная сестра, ставшая его главной помощницей и тренером.

Рассказывает сестра, тренер по плаванию Екатерина Скороходова:

— В первые месяцы вода оказалась для брата очень тяжёлой — ему было больно плавать. Это сейчас он прыгает в воду с тумбы, а тогда мы его опускали на дорожку. Поначалу преодолевал 200 метров в день, сейчас проплывает 5-7 километров. Конечно, ни о каких соревнованиях речи не шло. Главная моя задача на тот период была — его реабилитация, восстановление сил. Но когда Костя стал добиваться неплохих результатов, мы стали принимать участие в соревнованиях.

Костя — упёртый парень, с железным характером. Уверена, мы сбросим «лишние» секунды. Конечно, в любом большом спорте, в том числе и среди инвалидов, есть свои подводные течения, камни и камешки. Многие чиновники в спорте — злые и завистливые люди. И инвалидам тоже приходится «стоять в очереди», даже если у тебя нет ног. Конечно, нам нужен результат. В спорте никого бумажкой не обманешь. И результат будет, и будет у Кости лёгкая вода, какой бы она тяжести ни была. А пока он в резерве паралимпийской сборной РФ.

http://www.aif.ru/ — link

Удачи вам, братишки!